Информатор - Страница 29

Мы прибудем туда, чтобы задавать вопросы, которые будут восприниматься как оскорбление или посягательство на власть. Если наши поступки или слова вызовут недовольство администрации, то скорее всего мы присоединимся к длинному списку «пропавших без вести». Ты знаешь не хуже меня, что наше правительство будет не в силах вызволить нас оттуда. Если ты помнишь провал в Зимбабве, то знаешь, что в Экваториальной Гвинее уже тогда находились другие наемники, и каждый заподозренный в причастности к ним — причем не важно, обоснованно или нет, — сейчас гниет в тюрьме. Многие же были просто расстреляны вместе с журналистами и политическими противниками. Мы, таким образом, окажемся именно в такой ситуации.

— Спасибо за информацию, — сказал он и добавил с хитрой улыбкой: — Но не может же все быть так плохо. Наверняка есть что-то, чем ты можешь меня порадовать.

Монро тоже улыбнулась.

— В нескольких сотнях милях на север Нигерия добывает высококачественную нефть с низким содержанием серы, а на юге находится другая нефтедобывающая страна — Габон. В те времена Камерун тоже качал нефть, и Экваториальная Гвинея — тогда коммунистическая и вконец разоренная — сумела раздобыть ракеты малой дальности. — Она описала бокалом широкую дугу в воздухе. — Понятно, что, когда безумец у власти в такой маленькой стране получает доступ к личному арсеналу боеголовок, соседние страны испытывают обоснованную тревогу. Соединенные Штаты надавили на поставщиков ракет, чтобы те забрали их обратно. Президент Экваториальной Гвинеи, понятно, отказался вернуть эту пиротехнику. Тогда его проинформировали о том, что срок годности ракет истекает и если их не перенастроить, то они взорвутся.

— И что случилось, когда ракеты не взорвались?

— У президента хватило здравомыслия вернуть их раньше, до истечения срока годности, и на этом все закончилось.

Майлз рассмеялся и допил свой бокал.

— Ты же не станешь утверждать, что все это правда.

Она пожала плечами:

— Мне это рассказал один из местных, а там — кто знает. — Она побарабанила пальцами по столу и поднялась. — Ты принимаешь что-нибудь для профилактики?

Он отрицательно покачал головой.

— Я так и думала. Когда-нибудь болел малярией?

— Два раза тропической лихорадкой.

— Там, куда мы направляемся, малярия особенно опасна. — Она дала ему маленькую коробочку. — Если начнется приступ, принимай эти таблетки. Они помогут не умереть до того, как доберемся до врача.

Поскольку ходьба пешком ускоряла процесс акклиматизации, брать такси не имело смысла, и по настоянию Монро они отправились в гостиницу пешком. Они молча прошли уже половину пути, когда поравнялись с магазином, предлагающим услуги связи. Монро вошла внутрь. Брэдфорду, последовавшему за ней, она сказала, что разговор будет приватный, и он устроился у дверного проема и принялся ждать, сложив на груди руки.

В магазине торговали одеждой, а за стойкой располагалось четыре крошечных кабинки, отделенных друг от друга листами из прессованного картона.

Как и в сотнях других подобных заведений, хозяин заполнил заявку, обычно обрабатываемую национальной телефонной компанией в течение нескольких недель, а то и месяцев, а за доступ к международной линии связи потребовал гарантийный залог в размере годовой зарплаты среднего жителя страны.

Монро выбрала самую дальнюю от входа кабинку и позвонила Кейт Бриден. Не обращая внимания на эхо, громко отдававшееся в ухе, она ввела ее в курс произошедших событий и объяснила, почему направляется и Экваториальную Гвинею.

— А Бэрбанк знает, куда вы едете? — спросила Бриден.

— Я говорила с ним перед отъездом из Европы, и он знает, что я в Камеруне. Они приставил ко мне своего человека, так что, несомненно, в курсе. Если будут новости, я сообщу ему, а звонить просто так не имеет никакого смысла.

Основная цель этого разговора заключалась в налаживании связи. Монро обещала звонить из Экваториальной Гвинеи каждую неделю. Если таковой ход событий не воспоследует, то для Бриден это будет сигналом о каких-то неприятностях, постигших их экспедицию. Завещание Монро и ее последние распоряжения находились у Бриден, знавшей, что в таком случае делать.

Беседа длилась шесть минут, а счет был выставлен за девять. Монро положила деньги за семь минут и кивнула на часы:

— Я заметила время.

— А разве вы не в курсе, что Америка в другом поясе? — поинтересовалась телефонистка.

— Каждая минута в Соединенных Штатах состоит из шестидесяти секунд, — ответила Монро. — Как, впрочем, и здесь, в Камеруне. — И перешла на местное наречие: — За базар я заплатила.

Когда она вышла на улицу, Брэдфорд спросил:

— А на скольких языках ты говоришь?

— В досье все указано, — сухо ответила она.

— Да, я знаю, — согласился он. — И все же?

— На двадцати двух.

Он присвистнул:

— Это что — мировой рекорд?

— Если добавить еще сорок, то будет около того, — сказала она. — Иногда диалекты идут в зачет, а иногда — нет.

— Как тебе это удается? Я хочу сказать, что, кроме арабского, не знаю других иностранных языков, они мне никак не даются. В чем секрет?

Она пожала плечами:

— Я не знаю. Они как-то сами усваивались, сколько я себя помню. Благословенное проклятие или отравленный дар, если ты меня понимаешь.

— Боюсь, что нет.

Она повернулась к нему.

— Я всегда понимала то, о чем говорилось в моем присутствии. В шесть лет я говорила на английском, на языке моей няни из племени мокпве, наречию меня научил наш водитель-нигериец, фанге помог освоить садовник, а повар общался со мной на французском — одном из официальных языков страны. Когда я начала говорить на диалектах, местные стали смотреть на меня с подозрением. Они воспринимали меня как колдунью: по их мнению, я знала нечто из свода запретных премудростей, и боялись джу-джу.