Информатор - Страница 52

Он от души повеселился: ему даже было приятно, что его, такого прожженного аналитика и стратега, так ловко провели и использовали. Но с той самой ночи он стал относиться к ней иначе — как к равной. Именно тогда он понял, что она уже не была той нескладной девчонкой, которую он привел когда-то в свой дом. Из неуклюжего подростка она превратилась в весьма привлекательную женщину, и вместе с осознанием этого к нему пришло желание обладать ею. Но понял он это позже. Тогда ему просто хотелось переспать с ней и стать хозяином ее души и тела.

Она устроилась на кушетке, укрывшись тонким одеялом, из-под которого выглядывали длинные ноги. Он опустился рядом на колени, наблюдая, как она спит, и ощущая щекой тепло ее дыхания. Ему было ясно, что и ей приходится переживать подобные чувства. Он протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но тут же отдернул. Это было волевым и продуманным решением. Оно не имело ничего общего с нормами добра или морали: он жил по своим правилам и получал то, что ему было нужно, не задумываясь, насколько это жестоко или неэтично, потому что подобные категории не имели для него никакого значения. Он был просто объективной реальностью, лишенной каких-либо претензий, и не нуждался в оправданиях. Вся его жизнь была удивительным сплавом варварства и культуры. До сих пор он никогда не отказывал себе ни в чем ради какой-то абстрактной альтернативы. И если бы он только знал, какую боль ему принесет решение поступить не так, как он привык, отнесся бы ко всему более серьезно.

Со временем базирование на Криби стало не совсем удобным. Он обустроился в уединенном месте, имевшем выход и на сушу, и к морю. Но этого было недостаточно. Ему нужно было обосноваться там, где он оказался бы вне контроля, и потому он перебрался в Экваториальную Гвинею. Рио-Муни — континентальная часть страны — располагался к югу от камерунской границы, и до острова Биоко можно было добраться достаточно быстро — все зависело от мощности двигателя катера. Удобство заключалось и в том, что место находилось примерно посередине между Либревилем и Дуалой, а поскольку Экваториальная Гвинея была в весьма бедственном положении и не могла содержать ВМС или береговую охрану, риск напороться на власти при перевозке груза был сведен практически к минимуму. В том, что страна, виновная в разорении его семьи, вольно или невольно поможет ему разбогатеть, была пусть извращенная, но справедливость.

Он набрал еще людей и для охраны пригласил наемников. Если Ванесса находилась рядом, он никак не мог сосредоточиться и всячески старался занять себя работой и был благодарен Питеру Виллему за то, что тот загружал ее тренировками целые дни напролет. Несмотря на ее неоднократные просьбы избавиться от Виллема, он ее не слушал.

Авторитет Бейярда постоянно рос, и это сопровождалось распространением слухов о женщине, сопровождавшей его. Он не понимал их значения, как и силы суеверий, потому что она никогда о них не говорила. Только после ее исчезновения он осознал, какое влияние она оказывала не только на его сердце, но и на успешность всей его деятельности. Люди, входившие в круг его общения, боялись подвластных ей джу-джу. И неожиданно он лишился их покровительства.

В тот день он стоял на причале порта и смотрел на удалявшийся силуэт «Санто-Доминго», пока судно не скрылось за горизонтом. А потом, проклиная ее, он вернулся в Криби, чтобы начать все заново. Он снова поднялся, все правильно рассчитав. Так уже бывало не раз. И вот теперь она снова вернулась.

Монро провела ладонью по тому месту, где должна была находиться ручка, а потом по всей поверхности двери, на редкость, следовало отметить, прочной. Она прижалась ухом к металлическим пластинам, оклеенным шпоном под дерево, надеясь, что Бейярд никуда не ушел, но не услышала никаких звуков, способных подтвердить это. Она тихонько постучала и попросила:

— Франсиско, открой, пожалуйста, дверь.

Тишина.

Петли находились с другой стороны.

Она просунула в щель, где был замок, пластиковую карточку вида на жительство, надеясь, что ей удастся отодвинуть собачку.

Ничего не вышло.

В полном отчаянии она принялась исследовать стены.

Металл.

В каюте было две узких койки вдоль стен, откидной столик между ними, а сверху нависал небольшой шкаф. Никаких иллюминаторов или туалета.

Каюта оказалась тюремной камерой.

От накатившего на нее приступа ярости мир вдруг окрасился в серый цвет, и ей с трудом удалось взять себя в руки. И хотя она ожидала чего-то вроде расплаты, но не в такой форме и не так быстро.

Монро бросила рюкзак на койку и после секундного колебания высыпала его содержимое на одеяло. То, что предстало перед ее глазами, вызвало настоящий шок. Это были ее личные вещи, брошенные когда-то в Камеруне во время побега: щетка для волос, блокнот и кое-какая одежда.

Она взяла щетку, провела пальцами по зубчикам, а потом крепко ухватила ее за обе части и с силой потянула в противоположные стороны. Круглая головка соскользнула, а под ней оказалось лезвие длиной четыре дюйма. Это был сувенир из времен ее противостояния с Питером Виллемом: одно из импровизированных средств самообороны, сработанных ею как-то, чтобы никогда не оставаться беззащитной. Она снова собрала щетку и бросила ее к остальным вещам. Что бы ни задумал Франсиско, она не сможет направить против него лезвие, предназначавшееся в свое время Виллему.

По судну прокатилась мелкая дрожь: двигатели ожили и теперь влекли судно в неизвестном ей направлении. Стены каюты, казалось, пришли в движение и стали сдвигаться. Чтобы избавиться от приступа клаустрофобии, Монро выключила свет и легла на койку. Она сделала глубокий вдох, потом второй и третий, восстанавливая душевное равновесие и ясность мысли.